Группы и ко-терапевты: осознанный и бессознательный выбор

В нашей статье мы предлагаем свои размышления о возможных мотивах выбора групповой психотерапии как инструмента психотерапевтической работы с точки зрения предпочтений, личной истории и личностной организации психотерапевта. Мы делимся мыслями, какие «плюсы» и «минусы» существуют у групповой формы работы и как они выглядят с точки зрения контр-переносных процессов. Также мы рассматриваем выбор ко-терапии как важного решения разделить с коллегой проживание роли группового ведущего. В своих размышлениях на эти темы мы исходим, в первую очередь, из опыта работы психотерапевта групп-аналитического направления.

Всю свою жизнь любой человек имеет дело с группами – с семьей, учебными и трудовыми коллективами, дружескими компаниями, общественными организациями или национальными сообществами.

З.Фулкс полагает, что человек как индивид вообще не существует, он всегда представлен как член той или иной группы [3]. Даже тогда, когда мы не задумываемся об этом, мы являемся частью чего-то большего – группы, и даже множества групп.

Субъективно мы осознаем свою принадлежность к группе очень по-разному. Кто-то почти не чувствует этой принадлежности и не задумывается о ней, ощущая собственное одиночество и покинутость, даже когда формально состоит в тех или иных группах. Другие же люди всегда ощущают себя частью сообществ, даже не присутствуя в них физически. Пример – такая понятная всем психологам ситуация – кто-то ощущает свою профессиональную идентичность, принадлежность к тому или иному профессиональному сообществу, даже работая по скайпу из другой страны. Другому же специалисту для этого нужно состоять в штате клиники или психологического центра.

Другой субъективный аспект «отношений» с группами – это ощущение своего опыта принадлежности как скорее позитивного или скорее негативного. Например, детские воспоминания о праздниках в большой семье – они про радость общения, поддержку и взаимопонимание или – про упреки, манипуляции, унижения?

Если объединить эти 2 субъективных критерия оценки места группы в своей жизни - было достаточно опыта принадлежностинедостаточно опыта принадлежности и позитивный опытнегативный опыт – получится такая схема:

Психологи, психотерапевты – тоже где-то в одной из этих клеточек. Давайте порассуждаем, какие мотивы могут быть у специалиста, выбравшего направление групповой психотерапии, в зависимости от его собственного опыта принадлежности к группам.

Если где-то нам хорошо, то это чувство часто хочется продлить. Действительно – почему бы тогда не выбрать в качестве своей специализации групповую психотерапию? У терапевта с такой предысторией есть позитивный опыт, на который он может опереться, и он часто готов транслировать этот опыт участникам своих терапевтических групп. Это ведь нередкий мотив для выбора направления работы – отталкиваться от собственных достижений, от позитива: мне удалось построить хорошие отношения с партнером, значит, я и вас могу научить – буду семейным терапевтом; у меня здоровые успешные дети – я буду детским психологом. То есть – я знаю как, я научу, делай как я (возможно – как неосознаваемый мотив, а не как часть рекламной кампании).

Несомненный плюс такого психотерапевта – в группе ему комфортно. Но, возможно, ему часто будет нужен взгляд со стороны, помощь супервизора, чтобы не игнорировать сложности в работе группы, кризисы в ее развитии, участников с травматическим опытом принадлежности к тем или иным группам – всего того, что может разрушать образ группы как абсолютного блага для любого человека.

1. Я вырос в хорошей семье, получил образование в прекрасном университете, принадлежу к устойчивому, поддерживающему профессиональному сообществу – я могу научить вас, как быть в группе и использовать ее ресурс для роста и развития.
2. Если где-то нам хорошо, то это чувство часто хочется продлить. Действительно – почему бы тогда не выбрать в качестве своей специализации групповую психотерапию? У терапевта с такой предысторией есть позитивный опыт, на который он может опереться, и он часто готов транслировать этот опыт участникам своих терапевтических групп. Это ведь нередкий мотив для выбора направления работы – отталкиваться от собственных достижений, от позитива: мне удалось построить хорошие отношения с партнером, значит, я и вас могу научить – буду семейным терапевтом; у меня здоровые успешные дети – я буду детским психологом. То есть – я знаю как, я научу, делай как я (возможно – как неосознаваемый мотив, а не как часть рекламной кампании).
3. Несомненный плюс такого психотерапевта – в группе ему комфортно. Но, возможно, ему часто будет нужен взгляд со стороны, помощь супервизора, чтобы не игнорировать сложности в работе группы, кризисы в ее развитии, участников с травматическим опытом принадлежности к тем или иным группам – всего того, что может разрушать образ группы как абсолютного блага для любого человека.
5. Я вырос в большой семье, в которой чувствовал себя подавленным, обязанным соответствовать ожиданиям родственников, в которой нужно было уметь держать удар, справляться с манипуляциями, не потерять себя, а лучше всего – как можно быстрее вырасти и покинуть это сообщество. «Меня окружали милые, интеллигентные люди, медленно сжимая кольцо».
6. По первому впечатлению – человеку с такой личной историей вряд ли не захочется стать групповым психотерапевтом. Однако есть по крайней мере два противоположных мотива, которые могут его к этому подтолкнуть. Первый – это стремление все-таки получить позитивный опыт пребывания в группе, создав такую «хорошую» группу самому; желание оказаться лучшим «родителем», чем все те, кто символически играли эту роль в его жизни. Второй – страх перед группами, желание лучше понимать пугающие процессы, происходящие в группе, или же держать их под контролем.
7. Такой психотерапевт, безусловно, очень чуток ко всем страданиям, которые люди могут испытывать в семьях, профессиональных сообществах или дружеских компаниях, он может помочь обнаружить и осмыслить этот опыт участникам своей терапевтической группы. С другой стороны, ему может хотеться сделать группу максимально безопасной и контролируемой, вводя все новые и новые правила, ограничивающие спонтанное общение между участниками. Или же просто выбрать такое направление групповой психотерапии, где свободное взаимодействие членов группы сведено к минимуму.
9. Мои родители были полностью сосредоточены на мне (или друг на друге), у меня не было братьев или сестер, я много болел, поэтому часто пропускал школу, а когда приходил – меня не замечали, обо мне уже все забывали. Но я видел, что другие люди дружат, поддерживают друг друга и получают удовольствие от общения.
10. Человек с подобной личной историей тоскует по группе, мечтает принадлежать к ней и занимать там сколько-нибудь заметное место. Часто уже и во взрослом возрасте ему сложно «влиться» в какую-то группу – сдерживает чувство собственной «неуклюжести», отсутствие необходимых социальных навыков, страх снова оказаться незамеченным. Но – если не берут в «чужие» группы, можно же создать свою! Эта группа удовлетворит его потребность в семейно-братском контакте, поможет справиться с ощущением изоляции. Тогда появится компания для игр, которой так недоставало в детстве, и место в ней будет – не с краешку, «спасибо, что не выгнали», а самое что ни на есть основное.
11. Такой групповой психотерапевт вряд ли будет авторитарным – ему очень важно быть «на равных». Он будет стремиться выстроить такую групповую культуру, где не будет отверженных и «козлов отпущения». Возможно, такой специалист будет брать на группу всех желающих (не проводя собеседования), или же критерии отбора будут очень мягкими – «возьму всех, всем нужна группа». Скорее всего, он будет стремиться проводить группы поддержки. Однако в ситуациях конфронтации, где ведущему нужно быть не одним из равных, а взять власть в свои руки – ему может быть сложно. Кроме того, в такой группе может избегаться тема различий между участниками, в том числе существенных (физические или психические особенности, инвалидность и др.) и чувства «отличающихся» по этому поводу.
13. Мама растила меня одна. Она часто рассказывала мне о своих неудачных попытках построить отношения и предостерегала меня от «плохих компаний» и других вариантов социальной активности, потому что почти любые компании виделись ей плохими. Она всегда радовалась, когда я сидел дома с книгой или за компьютером – тогда я был в безопасности. В крайнем случае – нечастое общение с одним, проверенным другом.
14. Такого человека группа пугает, ощущается чем-то поглощающим, подавляющим, «портящим» его. По возможности он избегает групп, особенно «тесного» в них участия. С другой стороны, поскольку совсем избежать групп все равно не получится, может возникнуть желание лучше понимать происходящее в группах, групповую динамику.
15. Похоже, такой человек, выбрав профессию психолога, станет скорее ученым-исследователем, в крайнем случае – будет специализироваться на индивидуальной психотерапии. А если все-таки фантазировать, что он волею случая стал групповым терапевтом – то каким? Какие группы он будет вести? Вероятно, те, где роль собственно группы будет минимизирована, которые в том или ином виде можно назвать «индивидуальной терапией в группе» - последовательность диадных взаимодействий в общем пространстве, «на фоне» группы. Такую группу, где взаимодействие участников будет идти через ведущего, где (если формат работы будет это допускать), будет много упражнений в парах и будут пресекаться любые попытки «слияния». Такой терапевт будет давать индивидуальные, а не общегрупповые интерпретации участникам, а тема сплочения группы, скорее всего, останется «за кадром». Такие группы могут оказаться очень полезными для тех участников, у которых очень сильна потребность в персональном внимании, тех, кто еще не готов влиться в спонтанное, ограниченное только внешними рамкам групповое взаимодействие.
16. Еще один мотив - ведение групп могут выбрать те терапевты, которые желают «убежать» от диадных отношений индивидуальной терапии, устав выдерживать неврозы переноса, депрессивность, регрессивные эпизоды, те, кто уже попробовал себя в индивидуальном формате и заинтересовался более динамичными формами работы.
18. В качестве побудительного мотива может также выступать и интерес к групповой психологии, но не просто праздный интерес, а попытка найти в этом спасение, решение очень остро стоящих для терапевта вопросов. Как писал Йозеф Шойкет: «Группа интересует меня по особой причине – из-за феномена массовой психологии. Психоанализ потерпел поражение перед лицом массовой психологии. Стоит посмотреть, как наивно и с полным неведением реагировали психоаналитики на Гитлера в Германии и Австрии, как подобным же образом они отчасти поступают и сегодня в связи с данной темой – это всегда меня очень пугало. Это побудило меня обратиться к группе, а также стало причиной моего обращения к большой аналитической группе. Личным мотивом для меня был страх перед тем, как могут распоясаться цивилизованные люди. Я надеялся, что группа может мне дать понимание этого. Со временем мои претензии в этом отношении уменьшились (…) Я испытал также «тотем и табу»: амбивалентного фюрера, которого группа стремится низложить, в надежде благодаря этому избавиться от Сверх-Я, затем удовлетворение инстинктивных импульсов и следующее после этого раскаяние, способность ощутить свою вину, способность осознать собственную ответственность [цит. по 1].
19. Конечно, такой обзор возможных мотивов, по которым психолог может выбрать в качестве специализации групповую психотерапию – пока лишь попытка структурировать различные варианты частных случаев. Наверняка есть и другие мотивы. В любом случае, когда мы задумываемся о том, какие бессознательные процесы приводят нас в профессию и, в дальнейшем, в те или иные ее прикладные области – мы в итоге получаем возможность сделать свою работу более стабильной, устойчивой и осмысленной.

Когда выбор в пользу групповой психотерапии сделан, неизбежно возникает вопрос: один или в ко-терапии?

И вопрос таких предпочтений – в одиночку или в паре – тоже зависит от мотивов и личностных особенностей психотерапевтов.

Взвешивая все «за» и «против», мы должны честно определить свои потребности, страхи и ожидания, прежде чем сделаем предложение тому, с кем проведем не один год вместе, переживая различные чувства, возникающие в ходе работы, и решая вопросы, связанные с ведением и администрированием группы.

Что вообще может вызвать желание вести группу вдвоем? Возможно, это один из нижеперечисленных факторов или их сочетание.

• Экзистенциальный страх одиночества, который неизбежно возникает у ведущего, не могущего окунуться в море переживаний, происходящих в группе, потому что одновременно он должен внимательно следить за происходящим процессом. Присутствие второго терапевта увеличивает количество степеней свободы, позволяет в моменте ослабить функцию «наблюдателя», делегировав ее ко-терапевту и побыть внутри себя в «зацепившем» переживании.
• Ко-терапия помогает более объемно видеть динамические процессы в группе. В ко-терапии уже априори есть две точки зрения. Ведущий, выбирающий работать в одиночку, должен дождаться супервизии, чтобы обсудить ситуацию в группе и свои контр-переносные чувства и реакции. Ко-терапевты же смогут это сделать это по свежим следам. Взаимный анализ, сопровождающий каждую сессию, может быть очень полезным для понимания групповой динамики и для планирования стратегии дальнейшей работы. Кроме того, он помогает вернуться ведущим в терапевтическую позицию, если контр-перенос слишком захватил их.
• Ко-терапия дает уникальную возможность обучения ведущих друг у друга. Каждый из них имеет свой опыт работы, свое видение. Хотя неизбежна конкуренция, которая может ослабить чувство защищенности в паре и угрожать позиции ведущих, все же ко-терапия дает возможность обогащения каждого за счет опыта и харизмы другого.
• Ко-терапия дает возможность получать поддержку коллеги. Второй ко-терапевт помогает выдержать реакцию переноса и разделить тяжесть ответственности за групповые процессы. Бывает, что группа атакует терапевта, фокусируя именно на нем свои чувства разочарования, ненависти или гнева. В этих случаях терапевту бывает трудно выдерживать такое нападение. Также трудности может возникать тогда, когда терапевт чувствует сильное давление на себя, поскольку группа хочет заставить его реагировать определенным образом. Здесь ко-терапия дает возможность снизить концентрацию массивного группового переноса. Особенно нужна поддержка при «отыгрывающих» участниках. Потребность в защите с помощью коллеги здесь оказывается сильнее, чем желание доказывать себе собственное всемогущество, ведя группу единолично.
• Вдвоем легче администрировать набор группы и решать вопросы, возникающие по ходу работы. Конечно, труднее договориться о времени собеседований новых участников, месте проведения группы, которое в равной степени устраивало бы обоих, но как раз это умение услышать другого и принять его позицию и закладывается в матрицу будущей группы.

Ключевой фактор успешной ко-терапии - способность терапевтов передавать свои роли друг другу. Группа не должна чувствовать, что терапевты и их интервенции не связаны. Таким образом, ко-терапевты должны сохранять отношения друг с другом, быть эмоционально доступными, иначе возникнут процессы разделения в группе. «Чем адекватнее родители относятся друг к другу, тем легче детям переплавлять их идентификации с отцом и с матерью в новую собственную структуру идентичности» [2].

Конечно, в своих размышлениях мы опираемся на опыт ведения группы в групп-аналитическом формате, который неизбежно связан с анализом переноса и контр-переносных реакций.

Теперь хотелось бы отметить, с какими сложностями мы имеем дело, делая выбор в пользу ко-терапии. В статье о ко-терапии авторы Герд Хейзинг и Эйке Вольф (статью они тоже пишут вместе!) рассматривают влияние контр-переноса на разные типы терапевтов. «Неврозы контр-переноса аналитика зависят от его собственных структур личности и влияют на взаимодействие с группой и на готовность к ко-терапии» [2]. Авторы описывают различия между ведущими, зафиксированными на эдипальной и пред-эдипальной стадиях и соотносят соответствующие им неврозы контр-переноса. Различаются депрессивные, навязчивые и истерически-организованные аналитики.

А. Преимущественно депрессивно-структурированные групповые ведущие. «Такой терапевт будет настроен на то, что группа считает его неполноценным, принижает свой авторитет в группе, демонстрирует большую привязанность, потому что боится, что группа отвернется от него. Он нуждается в понимании со стороны группы, соглашается с группой, потому что хочет казаться особенно гибким, не конкурирует, не пытается руководить группой и пытается внушить группе, что он может дать ей очень много любви».[2]

Такие терапевты стремятся идентифицировать себя с ребенком, отвергнутым группой и пытаются сохранить с группой хорошие симбиотические отношения. Тем не менее, сотрудничество с преимущественно депрессивным терапевтом вовсе не является беспроблемным. Он склонен думать, что ко-терапевт является более сильным и привлекательным, чем он сам, поэтому опасается, что внимание группы будет принадлежать второму, а его самого отвергнут и покинут. Преимущество же заключается в том, что он дает полную свободу ко-терапевту.

Б. Преимущественно обсессивно-структурированный групповой психотерапевт.

Авторы определяют его как «упрямого, требовательного, не способного на любовь, всегда соперничающего с другими и другими помыкающего, закрытого, не уверенного в своей половой роли человека, который считает себя заслуживающим всеобщего уважения, хотя нигде не популярен». Чаще всего такие терапевты предпочитают индивидуальную работу с ее проверенным сеттингом классического анализа.

В. При смешивании обсессивых структур с фаллическо-нарциссическими получается тип психотерапевта, который взаимодействие с группой может превратить в борьбу за власть. Его излюбленным оружием являются интеллектуализирующие и рационализирующие интерпретации, часто в виде завершающего нравоучительного монолога.

Что касается ко-терапевтических отношений, то они строятся с коллегой как с участником группы. Как будто группа ведется в одиночку.

Г. Если же в терапевте наряду с обсессивными присутствуют депрессивные черты, то появляется образ навязчиво-депрессивного терапевта. Такой будет присваивать пациентам признаки покинутости в ходе терапии. Он будет заставлять группу курсировать между стадиями зависимости и контр-зависимости.

Д. Теперь посмотрим, как будет вести себя в группе и в ко-терапевтическом альянсе фаллически-нарциссически структурированный терапевт.

Очевидно, что он будет преследовать цель влюбить в себя участников группы. Он неизбежно станет предавать огромное значение тому, находят ли его красивым и считают ли превосходным. В его стремлении быть популярным, он не думает о том, что именно клиенты ожидают от него. Он хочет быть в группе единственным объектом для переноса, и, как следствие, относится к ко-терапии отрицательно. Поощряет зависимость группы от себя.

Поскольку сотрудничество с кем-либо опасно для него потерей центральной роли, то для него возможна лишь такая ко-терапия, где оба терапевта будут отождествляться друг с другом. В таком случае конфликт может возникнуть тогда, когда ко-терапевт утратит свою пригодность в качестве нарциссического дополнения.

Все эти рассуждения и примеры не являют собой полной картины всех сложностей, выходящих на поверхность, когда мы решаемся на групповую терапию и начинаем выбирать ко-терапевта. Они только обозначают, на что важно обратить внимание в самом начале пути, чтобы избежать ловушек бессознательного. Возможно, здесь на помощь придет супервизия. Группа коллег вместе с супервизором может быстро увидеть если не все, то очень многие подводные камни.

Таким образом, выбор специалистом групповой психотерапии, его стиль работы и предпочтение (или не-предпочтение) ко-терапии в значительной степени базируются на его опыте взаимодействия с группами и личностных особенностях. Безусловно, рассмотренные здесь взаимосвязи – лишь часть того, что может предопределить выбор специализации психотерапевта. Возможно, в будущем вдумчивый серьезный исследователь проверит эти гипотезы или же обнаружит другие закономерности. Несомненно одно – для эффективной работы групповому терапевту важно честно отвечать себе на вопросы об опыте принадлежности к тем или иным группам, об ожиданиях от ко-терапевта и, может быть, на самый основной – «для чего мне группа?»