Психологический центр «Здесь и теперь»

 

ЭССЕ ВЫПУСКНИЦЫ ПРОГРАММЫ 2 СТУПЕНИ

ОБУЧЕНИЯ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИИ

ИРИНЫ КУЗНЕЦОВОЙ

Ирина Кузнецова

Мой путь в психологию начался с восхищения.
Путь же в психотерапию начался с травмы.

Когда я говорю про восхищение, то имею в виду своё детское впечатление времён летнего лагеря вожатыми – студентами психфака. Они были особенными для меня людьми, я как будто и не видела раньше таких – цельных, добрых, внимательных, умеющих находить с детьми общий язык не только криком, но и словом, взглядом, при этом способными на твёрдость и делегирование ответственности. У меня было много к ним уважения и желания стать на них похожей. Я спрашивала, где они учатся и мысленно положила на полочку название вуза, в который я потом и поступила отчасти осознанно, отчасти с бессознательным стремлением, которое отрефлексировала несколько позже. Учась на первых двух курсах, я мало себе представляла, чем займусь после выпуска, я даже успела себя попробовать в качестве вожатой (условно закрыв гештальт из своих 13 лет) и поняла, что работа с детьми не отвечает каким-то моим интересам, не отвечает лично для меня на какие-то вопросы внутреннего поиска. В науке и исследованиях я себя также не видела, так как хотелось работать непосредственно с людьми, но каким конкретно образом, предстояло понять дальше.

В конце второго курса, у меня внезапно обнаружили подозрительное новообразование, как выяснилось после, это был рак. Спустя месяц после операции я случайно познакомилась с женщиной, проводившей исследование на базе вуза, которая обратила внимание на мой шрам, и я неожиданно для себя расплакалась. Это было то соприкосновение с опытом переживания, которое дало мне поверить и признать болезненность для меня процесса излечения и вообще того, что об этом мне действительно сложно говорить с кем-то. Женщина эта оказалась психотерапевткой экзистенциального направления, пригласила на консультацию в случае, если мне понадобится помощь. Я же сопротивлялась самой мысли, что мне эта помощь так необходима, ведь в онкоцентре люди и с болячками похуже как-то справлялись и ничего, а мне вообще повезло, что так всё быстро нашли и обезвредили.

Но, недолго думая, я всё же решила попробовать – в то время я уже была под впечатлением от книги Ирвина Ялома, и меня потянуло увидеть самой, что же такое психотерапия. Тогда травматичный опыт болезни был ещё свеж, а жизнь студенческая и семейная – полна ситуативных сложностей и проще было говорить о них, однако именно через те актуальные ситуации удавалось понимать больше про то, как во мне что-то устроено базово. Какой-то прошлый опыт подвергался пересмотру и переоценке, постепенно мне становилось всё легче дышать и относиться к себе с большей нежностью и уважительным вниманием, нежели только требовать соответствия интроецированным стандартам.

Итак, за те 3 года, что я доучивалась в университете и посещала личную и групповую терапию, постепенно оформилось желание и понимание, что из всех направлений психологии мне важно выбрать психотерапию, как глубокое изучение личности человека в реальном времени и помощь ему в его трудности. Я ощутила на себе благотворное воздействие психотерапии, присутствия другого человека, как свидетеля меня и моего переживания, обмена опытом с участниками группы, нормализации своих чувств, открытия того, как можно ещё, как я могу ещё: реагировать, говорить, слушать, выбирать.

После окончания учебы, я стала искать возможности получить опыт консультирования в том месте, где мне доверят работу с клиентом, пускай хотя бы на бесплатной основе. Совершенно случайно, как это и бывает в интернете, я зашла на сайт нашего института и увидела предложение о стажировке, однако оказалось, что для этого нужно пройти обучение в терапевтическом методе, что меня в какой-то степени обескуражило, но и сделало вызов моему давнему желанию стать терапевтом (это желание я недооценивала, держала себя в рамках «правильного» пути к этому становлению, для начала считала нужным получить опыт психологического консультирования). Вот таким неочевидным образом я попала на программу гештальт-терапии, совсем её не подразумевая в своих планах по развитию в профессии, совсем мало зная об этом подходе, не представляя, что меня ждёт в процессе. Я благодарна тому, что в программе есть первая ступень, где теорию можно распробовать через реальное взаимодействие в группе и внутри себя со сложными, на первый взгляд, феноменами и терминами. И, к концу первой ступени, мой интерес и потребность в контактировании с подходом только укрепились, вели меня к продолжению и усложнению изучения и экспериментов. В начале ступени во мне ещё боролись в конфликте: с одной стороны, приверженность к привычным в науке бихевиоральным взглядам на природу человека, описания психики прежде всего через призму поведения или деятельности, игры (например, учения классиков отечественной психологии Леонтьева, Выготского) и, с другой стороны, моя вера в пользу гуманистического, экзистенциального взгляда на человека, который я познала на практике личной терапии, чтения книг, наблюдения за работой ведущей и своих коллег. Мне было непросто в этой борьбе взглядов, и мой переход на вторую ступень знаменовал собой то, что в гештальте именуют отвержением – я отвергла свою склонность объяснять феномены человека, искать во всём доказательства, теоретическое обоснование тому или другому переживанию. И дала шанс экспериментированию, процессу познания человека по принципу epoche – приостановки любого суждения по поводу реальной действительности. Конечно, на пути изучения невозможно было совсем отказаться от теоретического обоснования, ведь любая психотерапевтическая модель имеет свою логику построения, однако в гештальт-терапии многое способствовало ответственному и критическому подходу даже к воспринимаемой теории. На обучающих встречах можно было долго спрашивать, спорить и сомневаться в услышанной информации, и так моё понимание получалось более объёмным, связанным с моими чувствами и образами, интегрированным в мой непосредственный опыт.

Мне близко и то, что в гештальте отошли от понимания личности как фиксированной, что учитывается то, как сильно личность зависит от контекста, как изменяется в процессе. Так, случалось, что на учебных разборах феноменологии, теории поля, диалога я подвисала в попытке осознать непостижимую неопределённость того, что мы пытаемся изучить. Всё же, те темы дали мне опору, сохраняемую по сей день в работе, которая заключается в доверии границам клиента, его и моим ограничениям. Сейчас же я замечаю, что философские предпосылки к оформлению гештальт-терапии воздействуют на меня освобождающе, я нахожу в них вдохновение устремлять свой терапевтический, и просто человеческий, взор на непознанное богатство в человеке напротив меня, на то, как насыщенна может быть среда, из которой и я и клиент черпаем ресурсы, чтобы жить свою неповторимую жизнь.

Оглядываясь на мою историю, я вижу, как некоторые из базовых принципов гештальт-терапии применялись мной в начале пути как-то интуитивно и сделали реальностью то, что я сейчас пишу эссе, подытоживающее четырёхлетнее обучение. Я говорю о принципах внимания к настоящему моменту, ответственности и осознанности. В ходе обучения я начинала это внедрять, прежде всего, в личные отношения с собой, с другими, с явлениями внутренней и внешней реальности. Есть основания предполагать, что мой путь в психотерапии сделал возможными мои начавшиеся и многие продолжающиеся дружеские, романтические, родственные отношения. И ценно то, что я встретила своих первых клиентов, учась на второй ступени. С некоторыми, до сих пор продолжая работу, я замечаю, как изменилась я, как изменялись они. В этих переменах у меня получается присваивать свой вклад, также признаю и свои ошибки, сделанные от недостатка опыта и навыка. Однако, какой-то хороший терапевтический альянс, вероятно, смог сгладить все шероховатости.

Что я заметила за эти 4 года, так это то, что уровень моей чувствительности возрос. Это чувствительность к телесным импульсам, к возникновению эмоций, к тому, как отзываются во мне слова другого, как именно я себя ощущаю, находясь в группе. Это позволяет быстрее находить ответ внутри: как мне хочется сейчас действовать, какая потребность сейчас актуальна, как я могу её реализовать. Для меня, как человека скорее «мозгового» – привыкшей в первую очередь что-то новое обдумывать, давать оценку или согласие «да», «нет», это полноценный навык, новый способ взаимодействия с внешним и внутренним миром.

Что не изменилось, а скорее укрепилось, так это восприятие себя сложным человеком. Это не только восприятие, но и представление, которое часто пополняется новыми фактами, что вот это у меня работает не так, как у других, а ещё вот это, а ещё в контакте с этим человеком или группой я такая, а в другом случае проявляюсь совсем иначе. Конечно, это довольно очевидно, мы узнаём себя в течение жизни, однако в психотерапии, как я убедилась, это протекает особенным образом и порой пятилеткой за год. Сопровождается такое знакомство с собой не только приятным удивлением и восторгом, а порой и болезненно, с разочарованием. И, в связи с этим, хочется поблагодарить всех тех коллег, терапевтов и ведущих групп, с которыми получалось разделить боль переживания, получить валидацию, услышать искренние отклики, релевантные истории, понять, что, свидетельствуя мою неидеальность, со мной не перестают общаться, уважать, а даже, наоборот, удаётся с кем-то создать более близкие отношения.

Спасибо за внимание, за встречу с вами, за интерес ко мне, благодаря вам, мои дорогие коллеги, я сохраняла интерес к себе в сложные минуты и поворачивалась в сторону тёмных уголков души, благодаря вам я поверила в действие гештальт-терапии и изменялась по предпочитаемому вектору, хоть и не всегда зная, что и кого именно я встречу впереди. Вы останетесь для меня главным впечатлением о гештальте, и мне было приятно впечатляться вами.

"Даже уходя, я остаюсь в вашем опыте, но уже по-другому". (Ж.М.Робин)