Однажды ко мне на консультацию пришла женщина: она жаловалась на дочь, что та пьет, не контролирует себя, имеет беспорядочные сексуальные связи…
Лицо матери показалось мне знакомым, и вскоре выяснилось, что она жила в одном доме с моей бывшей одноклассницей, и как-то мы все втроем ходили на танцы. Общее прошлое обязывало меня к скидке по оплате...
Первая встреча с Олей – так звали дочь - состоялась у нее в квартире, куда я пришла по просьбе матери - Наташи. Квартира, в которой жила Оля, досталась ей от умершей год назад прабабушки и имела запущенный вид: ободранные, лохмотьями свисающие обои, застарелый запах дешевого табака и еще чего-то неприятного. Неряшливая, на вид 16-летняя девушка открыла нам дверь. Это была Оля. Она имела полуторагодовалую дочь, специальность кондитера, сожителя, маму, бабушку, отчима, воспитывающего ее с 8 лет, и 21 год от роду. Настороженность Оли смягчилась, когда мама сказала: «Мы вот мимо шли со знакомой, решили зайти к тебе, попить чаю». Горячий чай, сахар, а, возможно, моя неназойливость в противовес кипучей деятельности мамы, начавшей проверять холодильник, количество грязного белья в ванной, состояние унитаза и т.д., - создали между мной и Олей некое подобие общности. Пока мама метеором носилась по квартире, мы с ней потихоньку потягивали чаек из щербатых чашек, и в какой-то момент она мне заговорщически подмигнула. Я нашла момент подходящим и сказала о своей неловкости, что участвую во «лжи во спасение». Ее глазенки хлопнули, она улыбнулась, - мама была не нужна. Она поняла это, увидев, что мы дружно болтаем, и вышла из кухни.
- Оля, - начала я осторожно, - твоя мама сказала, что у тебя бывают неприятные моменты в жизни.
- Да, я иногда выпиваю.
- А как это случается?
- Иногда приходит подружка и говорит: «Давай выпьем». Иногда я не соглашаюсь, а иногда говорю: «Давай». Иногда Толя (сожитель) говорит: «Не пей», но я пью. В последний раз также начиналось, с подружки. Толя приходил с работы, уходил на работу, а я все пила, не могла остановиться.
О последнем «загуле» мать мне рассказывала, что Оля к ней приехала с ребенком чуть не голая. Был сильный мороз, градусов 25-27, а на них обеих были валенки на голую ногу, пальтишки, надетые на легкие платья и то ли шапочки, то ли платки. Девочка, к счастью, не заболела, хотя до дома родителей ехать около часа.
- Ты часто отдаешь дочку бабушке?
- Нет, когда на машине стираю - она гремит, может ее испугать, или когда тараканов травлю. В тот раз я тоже Настю отдала. Шурик (отец дочки) был на работе в ночь, а мне чего-то захотелось… Я пошла на улицу, познакомилась с Толиком, мы пришли ко мне… А утром в 8 часов Шурик стучится. Я говорю, чтобы он в комнату не проходил, я не одна. А он мне: «Убью». А я ему: «Только попробуй». Ну вот, он прошел на кухню, поставил в холодильник молоко для ребенка и ушел. А вечером пришла подружка, мы с ней выпили, и мне стало жалко Шурика. Только мы давно с ним не спали. Я ходила потом к нему, просила прощения, но он не простил. Ну и ладно… Я тогда впервые 5 дней пила. Мы любили друг друга. И до самых родов жили…ну, половой жизнью. А потом, месяца через 3-4 как родилась дочка, он изменился, мы стали меньше с ним спать, он стал плохо относиться к ребенку.
- Плохо?
- Ну, не плохо, не любил, наверное. В общем, он был плохим отцом.
- Хороший отец - это какой?
- Толик любит ребенка, играет, молоко покупает, гуляет.
- Шурик тоже молоко покупал.
- Нет, это другое дело!
- ?
- Толик и Настю любит, и говорит, что мы еще детей родим.
- Ты любишь детей или тебе нравится, что вы с Толей говорите о будущем вашей семьи?
Оля молчит, неопределенно пожимает плечами. На одной из последующих консультаций она расскажет, что была довольна в этот день дочерью: та долго спала и не мешала ей. И без всякого перехода:
- Так разозлилась на нее сегодня! Убила бы!
Оля говорит что-то про кашу, которую дочка ела из бутылочки. Соска слетела, залила лицо, девочка размазала кашу по лицу и животу, смеялась. Я слушала Олю и вспоминала Достоевского, и его фразу о «слезе ребенка». В этой последней фразе – Оля, как она есть: со своими полярностями, инфантилизмом, отсутствием ответственности… Да мало ли еще с чем? Роза есть роза есть роза… Оля есть Оля есть Оля…
Мы продолжаем разговор с ней о маме, которой «хочется всё делать назло», об отчиме, который называет ее проституткой, о том, какую радость она испытывает, делая что-нибудь вопреки желаниям родителей. Мы говорим о бабушке, которая не любит Олину мать, потому, что есть еще одна дочь. Тетя Ира, оказывается, завидует маме, потому, что у них разный достаток. У мамы есть все, а тетя Ира «имеет высшее образование, двоих детей, зато не имеет денег».
- А мне нравится тетя Ира, у нее в доме тепло. А у мамы …(Оля опускает глаза и долго молчит).
- Оля, чего бы ты хотела от меня? Какой помощи?
- Не знаю, … чтобы не пить.
- Ты мне будешь помогать?
- Да, да, - эмоционально кивает Оля головой.
- А еще чего бы ты хотела?
- С Шуриком поговорить.
- Ты пробовала?
- Да, только он всегда уходит от меня, а мне надоело за ним бегать! - зло выкрикивает она, стуча кулачком по колену.
Я предлагаю Оле представить в комнате Шурика и поговорить с ним. Она съеживается, сжимается, начинает ерзать на стуле, краснеет, бледнеет. Говорит, что боится его, но мои слова о том, что это безопасная для нее игра – успокаивают. Оля произносит длинный монолог, полный обиды и обвинений. Она злится, покрывается пятнами и постепенно успокаивается.
- Ты скучаешь без него? – спрашиваю.
Оля прислушивается к себе, затем вздыхает и плачет.
- Все так глупо получилось! Я лишила ребенка родного отца, пусть биологического, но все равно – отца.
- Ты сказала ему все, что хотела?
- Нет … Посмотри мне в глаза, – требовательно говорит Оля воображаемому Шурику, - Я рада, что сказала тебе все, теперь мне будет легче.
Она глубоко вдыхает и выдыхает несколько раз. Мы прощаемся и договариваемся о следующей встрече уже на моей территории – в консультации.
За дверью ждет Наташа. Она говорит, что платить будет сама, но сейчас стеснена в средствах и может отдавать лишь частями. Она заискивает, улыбается, пытается узнать мнение дочери о себе, старается создать образ заботливой, любящей мамы, вспоминает добрым словом нашу общую одноклассницу, говорит, что только что ей звонила и сообщила, что я была в гостях. Длинными ногтями с ярким лаком Наташа расстегивает кошелек и бережно передает мне деньги. Я спрашиваю о частоте и продолжительности запоев и говорю о необходимости одновременной параллельной работы двух специалистов – психолога и нарколога. Наташа всплеснула руками, широко открыла глаза и сказала:
- Только не это! Ты что?! (она незаметно для себя перешла со мной на «ты»). Ты хочешь, чтобы нарколог поставил клеймо, и ее потом не приняли на работу?
Я, конечно, этого не хочу, но терпеливо рассказываю о ближайших перспективах, если с Олей будет заниматься только психолог. Мне не удается уговорить Наташу даже на консультацию нарколога. Мы прощаемся. Я чувствую печаль, заполняющую мою душу. Думаю о внутреннем конфликте Оли про хорошего-плохого отца, про конфликт с матерью и отчимом.
Дочь …
Родители Оли развелись, когда ей было 7 лет, как раз перед школой. Она это хорошо запомнила. Весь год до школы они с папой представляли, как он поведет ее в первый класс: за одну руку Олю будет держать отец, за другую – мама. Они вместе фантазировали, какой букет георгинов нарвут на даче, кто этот букет будет нести... Папа не повел Олю 1 сентября - он в это время «мотался где-то», как объясняла мама.
Мать …
Наташа не очень-то хотела учиться в школе - гораздо больше ее интересовала собственная внешность: уже в детском саду она наклеивала на свои ноготки лепестки цветов, брала тайком мамину помаду и красила черным карандашом брови. Потом училась на парикмахера, но что-то не сложилось, и Наташа осела в маникюршах. Затем были другие работы и замужество. В память о своей первой профессии Наташа ходила в «химии» с мелкими завитками и имела безукоризненный маникюр.
Бабушка …
Мама Наташи - Таисия Николаевна - воспитывала двух дочерей одна - муж умер через 12 лет после войны от последствий ранения. В обеденный перерыв Таисия успевала помыть полы в заводской конторе, а вечером мыла лестницы в подъездах. Таисия Николаевна помнила войну и голод, карточки, похлебку из лебеды, свое сиротство, и не хотела такой судьбы своим дочерям. Кормились с огорода, все было свое. Девочки подрастали, помогали иногда, но потом то парни пошли, то экзамены – и все летом, разве огурец дождется, когда девочки придут его полить? Таисия Николаевна летом жила по особому распорядку. После работы забегала домой перекусить, написать наказы дочерям, если их не было дома, и убегала на электричку, которая отходила в половине шестого в сторону дачных участков. Ранним утром она возвращалась и шла сразу на проходную. Лишь изредка она позволяла себе один и уж совсем редко - два выходных, - когда много накапливалось постельного белья, а девочкам белье она не доверяла – застирают до серого цвета. Ирочка-умница закончила школу, поступила в институт начала помогать матери: мыла с ней подъезды, не гнушалась грязной работы. На дружбу с парнями времени не оставалось. Потом мать ее пристроила к себе на завод, в контору. Деньги, конечно, не большие, зато чистенькая ходит, нарядная, как куколка.
Наташа к этому времени вышла замуж и была вполне счастлива. Сваты Наташу любили - она всегда была веселой, легкой. Потом появилась Олечка. Родители мужа полностью взяли на себя все заботы о малышке, надышаться и нарадоваться на нее не могли. Когда Олечка болела, они брали ее к себе на ночь, так как сыну и снохе утром идти на работу. Второго ребеночка Наташа не захотела, боялась, что фигуру испортит, да и жить тесно. Очень уж ей хотелось жить отдельной хозяйкой. Когда Олечке надо было идти в первый класс, что-то разладилось у молодых: то ли зять стал погуливать, а Наташа не стерпела, то ли сама чего-то выдумала. В общем, взяла она Олечку за ручку и пришли они жить к Таисии Николаевне. К этому времени Ирочка нашла себе партию, ребеночка родила. А вскоре и Наташа вышла замуж.
- На первое время дочку Наташа оставила у меня: оно и понятно, самим друг к другу надо притереться, а тут чужой ребенок, да и школа рядом с моим домом, – рассказывала мне Таисия Николаевна. - Новый зять по началу ничего, показался: не пьет, дочку любит, хозяйственный, машина у него, квартира. Года через два, когда квартиру побольше получили, Олечку забрали к себе. На выходные, праздники и каникулы Олечка была у меня. Приходит из школы в пятницу, и все выходные мы с ней вместе. А потом что-то с зятем стало происходить: выпивать начал, деньги перестал Наташе отдавать, Олю начал притеснять – денег, мол, много на нее тратится. Пришлось мне опять за ведра с тряпкой браться.
Олечка
Где-то лет в 13 Олечка «задурила»: начала плохо учиться и пропускать школу. А однажды она пропала: ушла в школу утром и не вернулась ночевать. В милиции отказались искать: мол, если через неделю не придет, тогда начнем. Оля пришла через 2 дня. Мать ее отхлестала по щекам, отчим кричал, хотел ремнем отстегать, да Наташа не дала, отобрала всю одежду и не пускала гулять. А Олька-то стала пугать, что уедет к отцу. Только глупенькая, не нужна она ему, у него другая семья, и там он воспитывает двух чужих ребятишек, а своей алименты с перерывами платит: то болеет, то сократили. Намаялись с ней мы, да и плюнули – живи, как хочешь. Закончила кое-как 9 классов, пошла в училище. Поначалу глаза горели, всех учила пирожные разные стряпать. А потом – как всегда, еле-еле закончила. Компания плохая появилась, курить стала, выпивать. Так вот и Настенька родилась.
- Жалко мне ребенка, - говорит Таисия, - непутевая какая-то Олька. Ирочкины ребятишки душу греют – уважительные такие, помогают.
Таисия Николаевна сидит, наклонившись вперед, положив натруженные руки перед собой. Вены на руках вздувшиеся, толстые, пальцы исковерканы артрозом. Говорит она как-то смиренно, примирившись с ситуацией.
Я пытаюсь помочь Оле, ее семье. На консультации ходят все три женщины: Наташа, Оля и Таисия Николаевна. Оля ходит нерегулярно, часто опаздывает, пропускает встречи. Через 3 сеанса с Олей Наташа интересуется, когда будет результат. Я объясняю, что так быстро невозможно распутать то, что создавалось десятилетиями. Наташа пытается манипулировать, просит сделать скидку в оплате: ходят 3 человека, платить надо будет ей, и делает туманные намеки по поводу гонораров психологов. За ее маму я ничего не беру - у меня нет желания брать деньги со стариков и инвалидов, во всяком случае, я беру столько, сколько они могут мне предложить. Однажды я заработала таким образом около 4 рублей мелочью. Эти деньги были для пожилого человека равноценны 1 булке хлеба, а в его системе координат ценность булки была огромной: можно прожить 2 дня. Те 4 рубля я помню до сих пор: как желтенькие монетки разного достоинства осторожно, дрожащими старческими руками вынимались из кармана.
Наташа знает, что я не беру денег с ее мамы, но продолжает вытягивать из меня сочувствие к ее бедственному положению. Мне неприятно. К тому же неделю назад Оля в красках рассказывала, что мама и отчим купили новую машину. У Оли было много агрессии и обиды - они не пустили ее в салон из-за грязных ботинок.
Мы отрабатываем с Олей накопившиеся за ее 21 год проблемы, она работает активно, вдохновенно, искренно, как мне представляется. Для нее это новый опыт. Она с гордостью рассказывает, что подружки ей завидуют, ведь она ходит к психологу! Но сами не хотят – страшно. Мы пытаемся вместе структурировать сегодняшнюю ее жизнь, заглянуть в будущее, где есть она, ее дети и муж.
Потом Оля пропала на 3 недели. У нее был запой. Наташа укоряла меня за некачественную работу и была должна за 3 сеанса. Я выслушивала, пыталась «отзеркалить» ее проекции и спрашивала, чего она хочет. Наташа хотела одного – чтобы ее дочь сидела дома с ребенком и не пила. Мне во всем этом виделось желание получить еще одну льготу у жизни.
Оля позвонила и попросила о встрече. Я пожала плечами: «Приходи».
Первые 5 минут Оля имела смущенный вид. Вероятно, ей хотелось как-то искупить свое трехнедельное отсутствие. Она молча положила на стол деньги за сегодняшнюю консультацию. Я сказала, что буду продолжать с ней работать только при условии визита и лечения у нарколога. Оля энергично закивала головой, соглашаясь, и прося об одолжении не отказывать ей сегодня. Мы говорили о защитных механизмах, которые приводят ее к запою, о смысле жизни. Я не знала, что эта консультация была последней.
Оля, Наташа и Таисия Николаевна исчезли из моей жизни также внезапно, как и появились. А два года спустя я увидела пьяную Олю на обочине, подпрыгивающую и размахивающую руками проезжающим машинам. На этом месте всегда стоят женщины определенной профессии. Еще через год я случайно узнала о ее судьбе: за бутылку водки она отдавалась любому встречному.
Настеньку удочерила Наташа. Таисия Николаевна очень болеет и из дома не выходит. Настя ходит в круглосуточный детский сад и называет бабушку мамой.