Неотъемлемая часть нашей профессии
Жизнь на виду - составляющая профессии психотерапевта. Психоаналитики остаются закрытыми от клиента, не отвечая на вопросы о себе, не делясь переживаниями, их лицо остается непроницаемым. Гуманистические, экзистенциальные терапевты работают собой – своими чувствами, опытом, переживаниями. Они открыты для вопросов, честны при ответах. Это не значит, что говорят абсолютно все, но когда говорят – не врут. Таким образом, их личная жизнь становится достоянием клиентов, их близких и знакомых, студентов и участников групп. И чем продолжительнее эти отношения, тем больше они становятся близкими и открытыми, откровенными. Как жить раздетым? Как сохраняться в среде, где ты, будучи значимым и важным человеком, все время чувствуешь внимание на себе? О тебе многое известно, многое додумывается. А самое главное – многое приписывается. Ведь являясь значимыми для наших клиентов и студентов людьми, мы неизменно попадаем в ловушку трансферентных отношений. Нам знакомы (кому теоретически, кому уже практически) понятия «трансферентный невроз», «позитивный и негативный перенос». Особенно в тех случаях, когда терапия не завершена по сути, а клиенты со своим остаются образом терапевта.
Перенос и как с ним справляться
По отношению к терапевту могут проявиться (в идеале стать осознанными и «разрешиться») все те поведенческие паттерны, которые закладывались в родительской семье по отношению к авторитетным фигурам родителей или сверстников. Подобные поведенческие паттерны имеют тенденцию к выраженному повторению, а в их основе лежат незавершенные ситуации. Известно высказывание Гринсона, охарактеризовавшего перенос как «неуместный, интенсивный, амбивалентный, капризный и неотвязный».
В результате позитивного переноса клиенты приписывают терапевту сверхъестественные способности, его слова наделяются большим весом и мудростью, чем они в себе несут. Заслуга любого продвижения вперед приписывается также терапевту. И вот уже ваши ошибки или пропуски сессий воспринимаются как специальные техники, которые вы применяете преднамеренно, чтобы стимулировать клиента – все ради его же собственного блага. Клиенты верят, что в каждой вашей интервенции содержится бездна мудрого расчета, что все события на группе или в личной терапии находятся под полным контролем терапевта. Переживать это иногда приятно, по крайней мере, если не задумываться, чем это закончится.
В случае негативного переноса происходит противоположное: клиент или участники группы без конца бросают терапевту вызов. Терапевт не может угодить. Практически любая его интервенция критикуется. Если терапевт молчит – в этом видится холодность и отсутствие интереса, если поддерживает – значит, в этом нет доверия. Внутри терапевта (ведь он просто человек) поселяется тревога и даже ужас. Он может почувствовать себя некомпетентным и даже потерявшим свои навыки. Есть клиенты, которые доказывают свою ценность и силу своей личности, пытаясь одержать победу над сильным противником. Щипая терапевта и уходя невредимыми, они чувствуют себя сильными и испытывают восторг.
Лет 7 назад ко мне пришел один клиент (30-летний мужчина), который с наслаждением рассказывал, как он «сделал» нескольких терапевтов до меня и надеется, что я окажусь сильнее. Но на 6 или 7 сессии ушел именно по этой причине – я тоже оказалась «слабее его».
Хотя клиенты часто говорят, что хотят, чтобы терапевты были более человечными, одновременно с этим они испытывают и противоположное желание – чтобы терапевты были более, чем человечными. Фрейд в своей книге «Будущее одной иллюзии» пишет о присущей человеку тоске по сверхсуществу. Когда вы признаетесь в том, что зашли в тупик, клиенты предпочитают не верить вам, а когда говорите о своей болезни, чувствуете в воздухе определенный дискомфорт – как будто у терапевта не должно быть проблем. Конечно, для существования переноса существует много причин – незавершенные ситуации с родителями, конфликтные установки по отношению к авторитетам, страх абсолютного одиночества, если не существует сверхчеловека, бога. Но в этой лекции речь о том, что мы с вами, будучи обычными, а не сверх людьми, с этим ежедневно имеем дело. И более того, живем на виду сообщества. Попадаем в ловушки трансфера.
Я сама много лет прожила в такой ловушке позитивного переноса и начала верить в то, что нет терапевта и тренера лучше меня для моей бывшей клиентки и студентки. Ведь по-человечески очень приятно, когда тебе не высказывают претензий, не выражают агрессию, не угрожают, а наоборот, подчеркивают всякий раз твою значимость. Расслабляешься по-человечески (а профессионально – формируешь контрперенос). Но такие отношения с коллегой не были отношениями. Ведь в отношениях предполагается встреча двух людей целиком, таких, какие они есть. А это была причудливая игра трансферентного невроза – незавершенных отношений со своими опасными родителями, спастись от которых можно было только в образе «хорошей девочки». Я попалась в эту ловушку, мой контртрансфер «почивание на лаврах» - я принимала за доверие и близость. Сладкая постановка, конечно, была комфортнее, чем неприятное осознавание истинных процессов между нами.
В Экзистенциально-гуманистической терапии терапевт работает с переносом, постепенно раскрываясь перед клиентом, и вынуждая его тем самым общаться с терапевтом как с реальной личностью здесь и теперь. Поток сведений из реальной жизни терапевта нарастает, и под напором все увеличивающейся их массы клиенты приступают к осознанию своих ложных представлений о терапевте… Это не всегда приятно в случае позитивного переноса. В случае негативного переноса есть шанс испытать больше удовлетворения. Ведь человеческую природу всех наших переживаний не отменишь, не отделишься от нее. Не станешь роботом, тем более что именно собой мы и работаем мы.
В маленьких городах наши коллеги встречаются с этими знающими о их личной жизни людьми – их клиентами - в магазинах, больницах, клубах… Как после этого не захотеть закрыться, сменить профессию, спрятаться от вторжения чужого взгляда в твою личную жизнь?
Что говорят об этом Мастера нашей профессии?
Ирвин Ялом: «Путешествуя, некоторые терапевты избегают контакта с другими или скрывают свою профессию, потому что у них вызывает отвращение искаженное общественное отношение к ним. Они устали не только оттого, что их иррационально боятся или недооценивают, но и оттого, что их переоценивают и считают, что они могут читать мысли или предлагать гениальные решения самых разнообразных проблем.
Хотя терапевты должны привыкнуть к идеализации и недооценке, с которыми они встречаются в повседневной работе, это происходит очень редко. Вместо этого они часто ощущают тревожные позывы, сомнения в себе или в собственной грандиозности. Эти подвижки в самоуважении, а впрочем, и все изменения внутреннего состояния, должны быть внимательнейшем образом проработаны терапевтами, дабы они не проникли в терапевтическую работу».
Ялом предлагает организовывать супервизорские группы и участвовать в группах коллегиальной поддержки.
Конфиденциальность в обе стороны
Почему-то принято говорить о конфиденциальности, имея в виду информацию, полученную от клиента. А что же происходит с информацией о терапевте? Никто и ничто не запрещает клиенту делиться ей с другими людьми. Данила Хломов (в том числе в интервью для журнала «Мой психолог» № 6) говорит о том, что конфиденциальность обоюдна. И при обсуждении правила конфиденциальности с клиентом мы должны об этом говорить. Это новая точка зрения, ни в одном из учебников по психотерапии я такой интерпретации конфиденциальности не встречала. Еще он добавляет, что «с клиентом в реальной жизни связываться – не столько клиенту навредить, сколько себе». Клиент просто сделает с вами то, что он хотел бы сделать со своими родителями и пойдет дальше. Вы в этой метафоре сильно ограничены своей «родительской позицией».
Нас учили и учат помогать нашим клиентам. Мы своих участников обучающих групп учим использовать себя наилучшим образом для помощи клиентам. Но почти не говорим о том, что происходит с самим терапевтом, не говорим, как выглядит этот синдром сгорания, какие ограничения накладывает профессия на нашу личную жизнь, как этот синдром может убить наш интерес к профессии.
В основе синдрома сгорания лежат интроекты
Профессиональное угасание – это застой из-за недостатка сил, понимание невозможности изменить ситуацию. Внешняя терпимость, роджерианское принятие на фоне нехватки времени и пространства для самого себя приводят к физическому и эмоциональному истощению, расщепляют жизнь до такой степени, что внутренние ресурсы человека оказываются на пределе. Терапевт может запрещать себе плакать, проявлять гнев, а часто не имеет права показать клиенту, что не знает ответа на какой-то вопрос, не может помочь решить проблему. Профессиональное сгорание настолько коварный процесс, что бывает трудно заметить, когда он начинается. Для многих он начинается еще в начале их пути. Чаще всего он поражает личность восприимчивую, идеалистическую, мечтательную, имеющую много интроективных представлений о благородстве профессии. Синдром профессионального сгорания, говоря языком Кьеркегора, может возникать у людей, «проживающих этическую стадию», и не бывает у людей, проживающих «эстетическую стадию» (мало опирающихся на «как должно быть»).
Мы романтизируем нашу профессию и не говорим об опасностях, подстерегающих нас в свободе, самореализации. Ирвин Ялом: «Жизнь терапевта – это служение, в которой мы ежедневно преодолеваем наши личные желания и обращаем взгляды на нужды и рост другого». Мы заботимся о благе клиента, об экологии отношений, «не навреди» звучит у нас в голове. Но что мы знаем о личной экологии? Как сохраниться нам сами?
«Терапевты, которые сгорают, безответственны» Бичер-Мур (терапевт, практикующий в рамках психосинтеза).
Наталья Лебедева, Елена Иванова: «Уверены, что продолжение психотерапевтической практики при синдроме сгорания может принести вред не только терапевту, но и клиенту. Работать в таком состоянии, например, для поддержания финансового благополучия – это непосредственно нарушать профессиональную этику».
Подлинная ответственность
Внимание не только к своей компетенции, но и к своим человеческим ограничениям в профессии – напрямую относится к нашему профессионализму. Поэтому для своей жизни, а значит, для эффективной и полезной для клиента работы необходимо:
1. Отказ клиентам (когда проблематика клиента сильно резонирует с актуальной жизненной ситуацией терапевта; когда терапевт сильно перегружен; и, наконец, когда этот клиент стоит «слишком близко», например, является знакомым близкого человека или партнера). Еще один случай – клиент может разрушать меня, имея чуждые мне ценности и более честно для него и экологично для меня отказаться от работы с ним, порекомендовав другого терапевта.
Почему часто мы этого не делаем, не отказываем клиентам? Потому что есть ожидания, и мы им соответствуем. Чтобы сохранить профессиональную репутацию. Практически клятва Гиппократа, но мы – не врачи, мы задействованы не просто физически, интеллектуально, но и психически, всеми нашими ощущениями, мы – инструмент. И поэтому мы должны поддерживать себя столько, сколько нам необходимо не просто для «рабочего» состояния, а до радостного, счастливого, удовлетворенного жизнью состояния.
2. Закрытость, собственная интимная зона, в которую ни один клиент не входит и не может войти. Регулировать свою границу за дверями кабинета бывает труднее, чем в процессе сессии.
3. Право на свободу и ответственность по отношению к себе. Потому что качество моей жизни – важное условие эффективности терапии клиента.
В противном случае мы начинаем платить настоящую плату за выбранную нами прекрасную профессию – чувствовать на себе профессиональную деформацию.
Жизнь на виду - составляющая профессии психотерапевта. Психоаналитики остаются закрытыми от клиента, не отвечая на вопросы о себе, не делясь переживаниями, их лицо остается непроницаемым. Гуманистические, экзистенциальные терапевты работают собой – своими чувствами, опытом, переживаниями. Они открыты для вопросов, честны при ответах. Это не значит, что говорят абсолютно все, но когда говорят – не врут. Таким образом, их личная жизнь становится достоянием клиентов, их близких и знакомых, студентов и участников групп. И чем продолжительнее эти отношения, тем больше они становятся близкими и открытыми, откровенными. Как жить раздетым? Как сохраняться в среде, где ты, будучи значимым и важным человеком, все время чувствуешь внимание на себе? О тебе многое известно, многое додумывается. А самое главное – многое приписывается. Ведь являясь значимыми для наших клиентов и студентов людьми, мы неизменно попадаем в ловушку трансферентных отношений. Нам знакомы (кому теоретически, кому уже практически) понятия «трансферентный невроз», «позитивный и негативный перенос». Особенно в тех случаях, когда терапия не завершена по сути, а клиенты со своим остаются образом терапевта.
Перенос и как с ним справляться
По отношению к терапевту могут проявиться (в идеале стать осознанными и «разрешиться») все те поведенческие паттерны, которые закладывались в родительской семье по отношению к авторитетным фигурам родителей или сверстников. Подобные поведенческие паттерны имеют тенденцию к выраженному повторению, а в их основе лежат незавершенные ситуации. Известно высказывание Гринсона, охарактеризовавшего перенос как «неуместный, интенсивный, амбивалентный, капризный и неотвязный».
В результате позитивного переноса клиенты приписывают терапевту сверхъестественные способности, его слова наделяются большим весом и мудростью, чем они в себе несут. Заслуга любого продвижения вперед приписывается также терапевту. И вот уже ваши ошибки или пропуски сессий воспринимаются как специальные техники, которые вы применяете преднамеренно, чтобы стимулировать клиента – все ради его же собственного блага. Клиенты верят, что в каждой вашей интервенции содержится бездна мудрого расчета, что все события на группе или в личной терапии находятся под полным контролем терапевта. Переживать это иногда приятно, по крайней мере, если не задумываться, чем это закончится.
В случае негативного переноса происходит противоположное: клиент или участники группы без конца бросают терапевту вызов. Терапевт не может угодить. Практически любая его интервенция критикуется. Если терапевт молчит – в этом видится холодность и отсутствие интереса, если поддерживает – значит, в этом нет доверия. Внутри терапевта (ведь он просто человек) поселяется тревога и даже ужас. Он может почувствовать себя некомпетентным и даже потерявшим свои навыки. Есть клиенты, которые доказывают свою ценность и силу своей личности, пытаясь одержать победу над сильным противником. Щипая терапевта и уходя невредимыми, они чувствуют себя сильными и испытывают восторг.
Лет 7 назад ко мне пришел один клиент (30-летний мужчина), который с наслаждением рассказывал, как он «сделал» нескольких терапевтов до меня и надеется, что я окажусь сильнее. Но на 6 или 7 сессии ушел именно по этой причине – я тоже оказалась «слабее его».
Хотя клиенты часто говорят, что хотят, чтобы терапевты были более человечными, одновременно с этим они испытывают и противоположное желание – чтобы терапевты были более, чем человечными. Фрейд в своей книге «Будущее одной иллюзии» пишет о присущей человеку тоске по сверхсуществу. Когда вы признаетесь в том, что зашли в тупик, клиенты предпочитают не верить вам, а когда говорите о своей болезни, чувствуете в воздухе определенный дискомфорт – как будто у терапевта не должно быть проблем. Конечно, для существования переноса существует много причин – незавершенные ситуации с родителями, конфликтные установки по отношению к авторитетам, страх абсолютного одиночества, если не существует сверхчеловека, бога. Но в этой лекции речь о том, что мы с вами, будучи обычными, а не сверх людьми, с этим ежедневно имеем дело. И более того, живем на виду сообщества. Попадаем в ловушки трансфера.
Я сама много лет прожила в такой ловушке позитивного переноса и начала верить в то, что нет терапевта и тренера лучше меня для моей бывшей клиентки и студентки. Ведь по-человечески очень приятно, когда тебе не высказывают претензий, не выражают агрессию, не угрожают, а наоборот, подчеркивают всякий раз твою значимость. Расслабляешься по-человечески (а профессионально – формируешь контрперенос). Но такие отношения с коллегой не были отношениями. Ведь в отношениях предполагается встреча двух людей целиком, таких, какие они есть. А это была причудливая игра трансферентного невроза – незавершенных отношений со своими опасными родителями, спастись от которых можно было только в образе «хорошей девочки». Я попалась в эту ловушку, мой контртрансфер «почивание на лаврах» - я принимала за доверие и близость. Сладкая постановка, конечно, была комфортнее, чем неприятное осознавание истинных процессов между нами.
В Экзистенциально-гуманистической терапии терапевт работает с переносом, постепенно раскрываясь перед клиентом, и вынуждая его тем самым общаться с терапевтом как с реальной личностью здесь и теперь. Поток сведений из реальной жизни терапевта нарастает, и под напором все увеличивающейся их массы клиенты приступают к осознанию своих ложных представлений о терапевте… Это не всегда приятно в случае позитивного переноса. В случае негативного переноса есть шанс испытать больше удовлетворения. Ведь человеческую природу всех наших переживаний не отменишь, не отделишься от нее. Не станешь роботом, тем более что именно собой мы и работаем мы.
В маленьких городах наши коллеги встречаются с этими знающими о их личной жизни людьми – их клиентами - в магазинах, больницах, клубах… Как после этого не захотеть закрыться, сменить профессию, спрятаться от вторжения чужого взгляда в твою личную жизнь?
Что говорят об этом Мастера нашей профессии?
Ирвин Ялом: «Путешествуя, некоторые терапевты избегают контакта с другими или скрывают свою профессию, потому что у них вызывает отвращение искаженное общественное отношение к ним. Они устали не только оттого, что их иррационально боятся или недооценивают, но и оттого, что их переоценивают и считают, что они могут читать мысли или предлагать гениальные решения самых разнообразных проблем.
Хотя терапевты должны привыкнуть к идеализации и недооценке, с которыми они встречаются в повседневной работе, это происходит очень редко. Вместо этого они часто ощущают тревожные позывы, сомнения в себе или в собственной грандиозности. Эти подвижки в самоуважении, а впрочем, и все изменения внутреннего состояния, должны быть внимательнейшем образом проработаны терапевтами, дабы они не проникли в терапевтическую работу».
Ялом предлагает организовывать супервизорские группы и участвовать в группах коллегиальной поддержки.
Конфиденциальность в обе стороны
Почему-то принято говорить о конфиденциальности, имея в виду информацию, полученную от клиента. А что же происходит с информацией о терапевте? Никто и ничто не запрещает клиенту делиться ей с другими людьми. Данила Хломов (в том числе в интервью для журнала «Мой психолог» № 6) говорит о том, что конфиденциальность обоюдна. И при обсуждении правила конфиденциальности с клиентом мы должны об этом говорить. Это новая точка зрения, ни в одном из учебников по психотерапии я такой интерпретации конфиденциальности не встречала. Еще он добавляет, что «с клиентом в реальной жизни связываться – не столько клиенту навредить, сколько себе». Клиент просто сделает с вами то, что он хотел бы сделать со своими родителями и пойдет дальше. Вы в этой метафоре сильно ограничены своей «родительской позицией».
Нас учили и учат помогать нашим клиентам. Мы своих участников обучающих групп учим использовать себя наилучшим образом для помощи клиентам. Но почти не говорим о том, что происходит с самим терапевтом, не говорим, как выглядит этот синдром сгорания, какие ограничения накладывает профессия на нашу личную жизнь, как этот синдром может убить наш интерес к профессии.
В основе синдрома сгорания лежат интроекты
Профессиональное угасание – это застой из-за недостатка сил, понимание невозможности изменить ситуацию. Внешняя терпимость, роджерианское принятие на фоне нехватки времени и пространства для самого себя приводят к физическому и эмоциональному истощению, расщепляют жизнь до такой степени, что внутренние ресурсы человека оказываются на пределе. Терапевт может запрещать себе плакать, проявлять гнев, а часто не имеет права показать клиенту, что не знает ответа на какой-то вопрос, не может помочь решить проблему. Профессиональное сгорание настолько коварный процесс, что бывает трудно заметить, когда он начинается. Для многих он начинается еще в начале их пути. Чаще всего он поражает личность восприимчивую, идеалистическую, мечтательную, имеющую много интроективных представлений о благородстве профессии. Синдром профессионального сгорания, говоря языком Кьеркегора, может возникать у людей, «проживающих этическую стадию», и не бывает у людей, проживающих «эстетическую стадию» (мало опирающихся на «как должно быть»).
Мы романтизируем нашу профессию и не говорим об опасностях, подстерегающих нас в свободе, самореализации. Ирвин Ялом: «Жизнь терапевта – это служение, в которой мы ежедневно преодолеваем наши личные желания и обращаем взгляды на нужды и рост другого». Мы заботимся о благе клиента, об экологии отношений, «не навреди» звучит у нас в голове. Но что мы знаем о личной экологии? Как сохраниться нам сами?
«Терапевты, которые сгорают, безответственны» Бичер-Мур (терапевт, практикующий в рамках психосинтеза).
Наталья Лебедева, Елена Иванова: «Уверены, что продолжение психотерапевтической практики при синдроме сгорания может принести вред не только терапевту, но и клиенту. Работать в таком состоянии, например, для поддержания финансового благополучия – это непосредственно нарушать профессиональную этику».
Подлинная ответственность
Внимание не только к своей компетенции, но и к своим человеческим ограничениям в профессии – напрямую относится к нашему профессионализму. Поэтому для своей жизни, а значит, для эффективной и полезной для клиента работы необходимо:
1. Отказ клиентам (когда проблематика клиента сильно резонирует с актуальной жизненной ситуацией терапевта; когда терапевт сильно перегружен; и, наконец, когда этот клиент стоит «слишком близко», например, является знакомым близкого человека или партнера). Еще один случай – клиент может разрушать меня, имея чуждые мне ценности и более честно для него и экологично для меня отказаться от работы с ним, порекомендовав другого терапевта.
Почему часто мы этого не делаем, не отказываем клиентам? Потому что есть ожидания, и мы им соответствуем. Чтобы сохранить профессиональную репутацию. Практически клятва Гиппократа, но мы – не врачи, мы задействованы не просто физически, интеллектуально, но и психически, всеми нашими ощущениями, мы – инструмент. И поэтому мы должны поддерживать себя столько, сколько нам необходимо не просто для «рабочего» состояния, а до радостного, счастливого, удовлетворенного жизнью состояния.
2. Закрытость, собственная интимная зона, в которую ни один клиент не входит и не может войти. Регулировать свою границу за дверями кабинета бывает труднее, чем в процессе сессии.
3. Право на свободу и ответственность по отношению к себе. Потому что качество моей жизни – важное условие эффективности терапии клиента.
В противном случае мы начинаем платить настоящую плату за выбранную нами прекрасную профессию – чувствовать на себе профессиональную деформацию.
